надя выходит, пойду сделаю чай, говорит.
столько всего случается. память огромная и невозможная. какая тут страсть к борьбе, если ещё с нынешними дарами не разобрался. я не могу поверить в существование разума, даже обладая им.
почти каждый день я ходил в зелёной клетчатой рубашке с разорванными до локтя манжетами, сшитыми красной ниткой, а тетрадки носил в коричневом бумажном конверте от пришедшего по почте даже не мне журнала. на конверте я написал «здесь могут водиться тигры» и приклеил деда мороза. подклеивал скотчем и проходил с ним почти год.
вот я живущий на чердаке, а вот в груде тряпья на работе, вот болеющий и скорченный на полу, а вот ныряющий и открывающий глаза под водой тем летом, когда впервые прочитал тома сойера.
я закрываю глаза: я на балконе десятого этажа, ночь, внизу освещённые фонарями ровные линии одноэтажных улиц. фонари начинают гаснуть, начиная с дальних. и когда гаснут все, я открываю глаза. передо мной надя с чуть видными рожками из коротких прядей. она, улыбаясь, рычит.
